В основной своей массе колумбийцы — жизнерадостные люди, живущие сегодняшним днем. Они очень приветливы со всеми знакомыми и полузнакомыми. Сколько раз встретишься за день с человеком, столько раз и поприветствуешь его. «Доброе утро-день-вечер» сопровождаются вопросом «Как вы поживаете?», а постоянный ответ «Хорошо!» или «Очень хорошо!» сопровождается заявлением, что ваш собеседник просто счастлив это слышать. Конечно, так «развернуто» приветствуют не каждый раз. При многократных встречах днем это может быть «Оля!» или даже просто улыбка. Каждый продавец начинает свое обслуживание клиента с улыбки и приветствия «Буэнос диас!» Даже если перед ним стоит очередь человек в десять, каждый следующий покупатель услышит «буэнос», а по окончанию обслуживания «Мучас грасиас!», означающее по-русски «большое спасибо». Традиционное обращение друг к другу «сеньор, сеньора, сеньорита, дон, донья». Все этим счастливы, за исключением маленьких детей, к которым обращение типа «Сеньор Карлос!» обычно означает, что данный сеньор нашкодил в очередной раз, вызвав неудовольствие родителей.
Привычка за всё благодарить иногда выглядит довольно странно. Например, заходит мой приятель в магазин и после обмена традиционными «буэносами» спрашивает:
— У вас есть немецкие точилки для карандашей?
— Нет, сеньор, у нас их нет, к большому сожалению.
— Мучас грасиас (большое спасибо), сеньорита, вы очень любезны! — отвечает на это мой приятель.
При переводе технических текстов с русского языка на английский обычно получается десятипроцентное сокращение объема статьи. Мало кто переводит научные статьи с русского на испанский язык, а тем более потом обратно, однако здесь при переводе должно происходить увеличение объема, поскольку, если следовать нормам вежливого разговорного испанского языка, фраза «Прямая проходит через точки A и B» после обратного перевода будет выглядеть как «К нашему величайшему удовольствию сеньора Прямая проходит замечательно через точки A и B.»
Иногда сверхвежливость колумбийцев бывает совершенно недоступна пониманию русского человека. Однажды я послал экспресс-почтой материалы своему знакомому в США. Они должны были прийти через три дня, но по электронной почте мне через неделю сообщали, что их нет. Я попросил колумбийского профессора пойти со мной на почту и попросить, чтобы они узнали, что случилось (в то время я совершенно ничего не мог сказать по-испански). После приветствий и объяснений девушка на почте взяла квитанцию и что-то написала. Мой приятель сердечно поблагодарил ее, и мы пошли.
-Что она там написала?» — спросил я.
— Это адрес главной конторы, куда нам следует обратиться.
— И далеко это?
— Два часа на автобусе.
— И за это ты ей сказал спасибо?! Это ее работа узнать что произошло с письмом, отправленным по самой дорогой цене.
— Даааа, — сказал мой приятель.
Конечно, на улице далеко не все такие вежливые. Случаются и грабежи, когда соблюдаются правила другого этикета.
Светские манеры — светскими манерами, однако в чем колумбийцев нельзя обвинить, так это в пунктуальности.
Немецкий профессор, который приехал в Колумбию работать 20 лет назад, говорил что он застал еще время, когда диктор по радио говорил: «Сейчас восемь часов!» А через десять минут сообщал: «Итак, сейчас ровно 8 часов!»
Впервые я столкнулся с проблемой пунктуальности в Колумбии, когда в отделении математики мой первый семинар был назначен ровно на 4 часа. До этого я сидел в комнате с тремя коллегами. Ровно в четыре мы пришли в назначенную аудиторию. Ни через 5 минут, ни через 10, ни через 15 никто больше не подошел. Профессор-немец сказал, что, возможно, мне бы стоило подойти к начальству и спросить, не отменили ли семинар. Что я и проделал. Директор отделения меня спросила, на какой час назначено. Когда я сказал, что на четыре, она посмотрела на часы и сказала, что надо еще немного подождать — и все соберутся. И, действительно, в течение следующих 10 минут подошло довольно много слушателей.
Через несколько месяцев мне пришлось вести лекционные занятия. По расписанию они должны были длиться ровно два часа, после чего студенты должны были идти на следующую пару лекций, которая длилась тоже ровно два часа.
— А перерыв делать? — спросил я.
— Это по твоему желанию, — ответили мне.
— А когда начинать? Ровно в десять?
— Ну, можно минут на 10-15 позже.
— А заканчивать ровно в 12?
— Можно минут на 10-15 раньше. На полчаса раньше — это чересчур…
Однако, надо сказать, что преподаватели кончали лекции обычно точно, а то и позже, чем по расписанию.
В обыденной жизни, когда назначается какая-либо встреча, опоздать на 15-20 минут — это даже и за опоздание не считается.
Имеется определенная культура небольшого разговора. Следом за приветствиями, если есть время (а оно есть почти всегда!), начинаются короткие вопросы-ответы о жизни, семье, футболе и обсуждение качества кофе в профессорской. При этом иногда даются какие-то обещания что-то принести или сделать. К подобным обещаниям никогда не следует относиться серьезно. Случается, что обещанное сбывается, но редко.
В университете в Кали, куда я приехал в 1993 году, работало человек 10 профессоров — выпускников московского университета Дружбы народов. При встрече они какое-то время пытались говорить со мной по-русски, но скоро переходили на английский или испанский язык. Однажды я встретил такого выпускника в университетском кампусе. До этого мы не никогда встречались.
Однако он меня окликнул по-русски: «Привет!» — чему я очень удивился. Дальше разговор продолжался стремительно. После краткого введения с сообщением, что закончил этот гражданин в России и что он сейчас владеет 4 или 5 языками помимо родного, он сказал: «Я очень люблю русских! Леонид, ты мне нравишься! Мы с тобой должны встретиться и пить водку! Я тебя приглашаю!» На этом мы расстались. Я не такой уж большой любитель пить водку, да еще в компании с первым встречным. Обескураженный стремительностью в этих отношениях, я отправился к своему гуру, немецкому профессору, и спросил: «Мне что, обязательно надо теперь с ним встречаться и пить водку?» На что профессор ответствовал: «Он тебе свой адрес дал? Когда приходить — сказал? Нет? Ну так и живи спокойно. Когда он захочет тебя пригласить, то он тебе это повторит раз десять!»
Страна Маньяна Если принять точку зрения нормального колумбийца о том, что беспокоиться следует только тогда, когда есть уж очень серьезный повод, опасный для жизни, то жизнь становится замечательной. Колумбийцы плохо понимают, почему надо нервничать и биться головой о стену, если есть, что есть и где спать. На все вопросы типа: «А когда что-то будет сделано?» ответ всегда следовал: «Маньяна, транкила». Что в переводе на русский означает: «Успокойся, завтра все будет, утро вечера мудренее».
Колумбия — это страна всеобщего радостного завтра, «страна Маньяна». Уместно по этому поводу вспомнить еще одну историю. Я приехал в университет дель Валье с контрактом и опозданием на неделю по сравнению со сроком, указанным в контракте.
Мне должны были прислать билет в Москву и запоздали буквально на несколько часов. Так что я собрался и уехал из Москвы до его получения к себе домой. Таким образом, я прибыл в Кали на неделю позже. Когда меня привели оформляться в университете, девочка-секретарь посмотрела в контракт и сказала, что дата начала контракта должна быть переделана. Это же подтвердил ее начальник и добавил, что переделка контракта займет, может быть, неделю. Со спокойной душой я отправился к профессору, где меня временно приютили, пока у меня не появится своя зарплата. Через неделю я спросил свою начальницу, готов ли новый текст контракта, и получил ответ «Транкила, маньяна». Словом, всё будет просто замечательно. Дальше я этот вопрос задавал каждую неделю и получал тот же ответ. Через месяц я окончательно надоел своей хозяйке, которой надо было со мной возиться, кормить и поить меня бесплатно, поскольку своих денег у меня не было совершенно. И меня забрал к себе на жительство многострадальный немецкий профессор. Надо сказать, что это человек энциклопедических знаний и с жаждой просветителя. Единственной проблемой было то, что в Колумбии не слишком любят долгие разговоры о чем-либо кроме футбола, президентских выборов и вечеринок с обсуждением кто, куда, зачем и с кем ушел. А у профессора была потребность объяснять всё, начиная с того, как работает стиральная машина, и кончая организационными принципами немецкого бундестага. Поэтому слушателей ему всегда не хватало. На сей раз ему повезло, как впрочем, повезло и мне: у него появился серьезный слушатель. Дело в том, что в Колумбию я прибыл не только без каких-либо знаний испанского языка, но и мой английский язык был, как бы это сказать поаккуратней… Я мог писать и даже говорить, но ничего почти не понимал, что говорят мне. Проблема была в том, что, как все самоучки, я заучил весьма странное произношение английских слов, не имеющее никакого отношения ни к одному из диалектов английского. Когда немецкий профессор впервые услышал мое эканье и беканье, он пришел в ужас, как же нам с ним общаться. Он несколько успокоился, когда мы начали говорить о математических проблемах. Здесь мой английский был гораздо богаче, что не означает ничего. Однако непосредственный немец поделился в тот же день с моим колумбийским коллегой, сказав, что этот убогий русский кажется хоть в математике что-то может сказать… Мне действительно повезло, что у меня появился такой учитель. Профессор усаживал меня перед собой и начинал читать лекции об орхидеях, колибри, машинном масле, о чем угодно, что только ни затрагивалось между делом. Когда я мотал головой, что ничего не понимаю, что он говорит, он доставал немецко-русский словарь, находил соответствующий немецкий термин и показывал мне русский перевод. Такие лекции продолжались по 3-4-5 часов ежедневно. Я был счастлив, что начинаю потихоньку понимать английский, профессор был счастлив, найдя благодарного слушателя. Даже его жена и дети были счастливы, поскольку обширный информационный поток переключился, в основном, на меня. Однако всякому счастью приходит конец. Я настолько продвинулся в английском языке, что начал понимать практически всё, что говорил профессор. После чего лекции о машинном масле меня перестали интересовать, поскольку я никогда не имел машины и не собирался ее заводить. Словом, я начал увиливать от этих лекций как нерадивый студент. И тут профессор понял, что пора меня вытуривать из своего дома. Однако в университете меня по-прежнему кормили контрактными «маньянами», а вытурить гражданина без гроша в кармане на улицу было неприлично. Поэтому однажды немец-профессор решительно произнес: «Всё! Завтра пойдем к вице-ректору выбивать твой контракт. От нашего директора отделения математики толку здесь не добьешься!» И назавтра, приведя в порядок свою посейдоновскую бороду и натянув джинсы, профессор пошел вместе со мной к вице-ректору. По дороге он сказал: «Колумбийцы — чувствительные люди! Я буду плести вице-ректору всякую ерунду. Не вздумай смеяться. Я тебя знаю! Из-за себя я бы не стал такое нести, но надо же тебе получить этот чертов контракт!» Я спросил его: — Ты собираешься говорить по-английски? — Нет, — ответил профессор, — вице-ректор не говорит по-английски. — Но я же тогда ничего не пойму! И как я могу смеяться? — спросил я. — Да уж сможешь! — как-то неопределенно заявил профессор. — Но не имеешь права! И вот мы зашли в кабинет вице-ректора, относительно молодого симпатичного колумбийца. После многочисленных приветствий и расспросов, на которые требовалось отвечать, что все идет прекрасно, Профессор вдруг сказал, что у профессора Леонида имеется большая проблема с семейством. Надо сказать, что в это время по телевизору в Колумбии многократно показывали расстрел парламента Ельциным. И выглядело это действительно ужасно. Профессор произнес нечто вроде: — Вы же знаете, что в России идет война. Семья профессора голодает, потому что, за неимением контракта, он не может ничего туда послать. И я увидел, что у вице-ректора начали наворачиваться слёзы на глазах. Тут-то мне и не следовало противоречить версии немецкого профессора. Моей семье в это время жилось несладко, однако голода под бомбежками не было. И я сидел спокойно и слушал дальше. Естественно, я мог понять только общий смысл происходящего, который заключался в том, что вице-ректор тут же позвонил заведующему отделом кадров и приказал немедленно оформить контракт и начать выплаты зарплаты. Дальше мы с профессором перешли в кабинет зав. кадрами. Глядя на нас, начальник громко вопросил свою подчиненную, где контракт профессора Леонида. На что та, совсем тихим голосом, ответила, что они всем отделом искали его везде и найти не могут. Начальник сказал, чтобы мы не волновались, что через два дня будет зарплата, мне ее выплатят, а контракт оформят очень скоро, буквально маньяна. Действительно, через два дня я получил зарплату, однако контракт так и не пришел. Еще через две недели я снова получил зарплату (или аванс, не знаю уж как там они называются в Колумбии), а контракт всё должен был появиться маньяна. Наконец, в конце третьей недели прибыл и контракт. Контракт был на пяти или шести листах, подписи и печати стояли только на последнем листе, а дата была лишь на первой странице. Именно ее граждане и заменили, оставив все остальное как есть. На что премудрый немецкий профессор сказал: «Граждане совершили подлог, поскольку ректор подписал совершенно другой текст. Но, впрочем, для Колумбии это нормально, если только ты не захочешь жаловаться. Но ты ведь не захочешь?»
Леонид Лебедев
